Автор: Шион-Они
Название: Cruel game
Фендом: Death Note
Пейринг: Эл Лоулайт/Лайт Ягами
Рейтинг: R
Жанр: слэш, драма, сонгфик, любовь/ненависть
Предупреждение: изнасилование
Размер: драббл
Статус: закончен
Аннотация: Он знает - глядя ему в глаза, Лайт также видит отражение костлявой. Их связала смерть, и чем больше Эл приближался к Лайту, тем сильнее ощущал на своей спине её холодное дыхание и, казалось, даже слышал её глумливый смех.
читать дальше
— Мне нужны ответы. Ответы на многие вопросы. И я думаю, что смогу получить их от тебя. Неважно, каким способом, — задумчиво произносит Эл, глядя сверху вниз на Лайта, сидящего у тюремной койки, оперевшись на неё спиной.
— Ответы? — парень усмехается, не отводя острого взгляда от лица противника. — То есть тебе нужно чистосердечное признание? Признание в том, чего я не делал?
Тонкие губы растягиваются в ядовитой ухмылке, и Эл в который раз с неприязнью ловит себя на мысли, что не прочь испить сладкий яд с его губ. И это желание с лёгкостью смешивается с жаждой познать немую сталь его души, проникнуть в самые дальние уголки сознания. Разгадать загадку, больше напоминающую дремучий лабиринт, в бесконечных дебрях которого можно запросто заблудиться и попасть в один из множества капканов, расставленных по пути.
Лоулайт всегда любил сложные игры, но эта игра превзошла все ожидания.
— Как ты убивал? Каким способом? — Спрашивает Эл, сев на корточки совсем близко к подозреваемому и склонившись к его лицу, от чего тот, с опаской глядя на него, отодвигается, неосознанно давая себе повод усомниться в собственной смелости.
— Я не знаю, — наконец отвечает, не скрывая раздражения в голосе. — Если я делал это неосознанно, в бессознательном состоянии, то и сам хотел бы знать, как. Только вот сейчас эта теория кажется совсем уж абсурдной.
— Согласен. Эта версия ни на один процент не тянет на правду. Ты убивал, будучи в сознании, у тебя нет раздвоения личности или иных расстройств такого рода.
— Рюдзаки, сколько раз мне ещё говорить тебе, я никого не убивал! Я не Кира! — подобно заезженной пластинке повторяет он наизусть заученные слова, не имеющие под собой ни доли правды. В неискренних словах пряча страх быть раскрытым.
Иногда безумное желание признаться, рождённое азартом и другими чувствами, отрицаемыми, зарытыми так глубоко, что и червям не добраться, посещает его разум, и тут же отбрасывается за своей нелогичностью. Итог признания столь очевиден, что глупо предполагать иное развитие событий. Но всё же порой Лайт позволяет себе мечтать о том, что было бы, перейди Эл на сторону Киры. Они могли бы отлично сработаться и вдвоём создать идеальный мир, прекрасный Эдем, где Кира будет Богом, а Эл — его верным ангелом-хранителем и советчиком. Роль серого кардинала идеально подошла бы детективу. Вот только эта мечта быстро записывается в разряд неисполнимых, пустых грёз. Эл никогда не признает Киру. Эл никогда не поймёт, сколь невыносимо бездействуя наблюдать за медленно гниющим миром.
Эл никогда не будет на его стороне и до самого конца останется врагом, а тех, кто мешает созданию Нового Мира, нужно уничтожить. Это единственный выход.
Обычно в его глазах то холод презрения, скрытого под снисходительно вежливым тоном, то жара злости, вспыхивающей при каждой удачной провокации Рюдзаки. Эл нравится смотреть, как Лайт злится, метая взглядом молнии, едва сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки. Эл нравится, когда Лайт злится, ведь лишь в такие моменты он может видеть его настоящее лицо, настоящие чувства, не прикрытые лицемерной обходительностью. Или хотя бы часть чувств. Порой ему кажется, что Лайт поставил огромный бетонный барьер внутри своей души, и эти стены невозможно разрушить, как невозможно и перебраться через них. Но когда детектив склоняется ближе к юноше, едва касаясь его губ своими, Ягами отшатывается, глядя на Эл взглядом загнанной в угол дикой кошки.
— Какого чёрта?! — вскрикивает он, и возможно, не будь его руки скованы за спиной наручниками, он со всей силы врезал бы Рюдзаки. Лучшая защита — нападение, и эта тактика нередко оправдывает себя.
— Я выключил все камеры, — невзначай замечает Эл. — Так что, что бы я с тобой не сделал ради получения признания, об этом никто не узнает.
Лайт никогда не признается даже под пытками, даже если гордость будет растоптана, а душа разорвана в клочья, и детектив спокойно принимает этот факт, как данность. Будь иначе, то и игра утратила бы свой интерес. И всё же шанс получить признание хотя бы в виде едва заметного намека, не равен нулю.
Как легко лгать самому себе, искать такие красивые и правдоподобные причины, искать выгоду в том, чтобы поддаться соблазну.
Игра — лишь страсть. А может, страсть — игра?
Ящерицы-мысли сплетаются в яростный клубок. Будучи в тупике, Ягами вынужден признать, что Эл поставил ему шах, загнав на край доски и обрезав все пути к отступлению. Скованные руки не дают возможность защититься, и когда детектив прижимает его к жёсткой тюремной койке, парень судорожно пытается отыскать выход. Такой ход не был предусмотрен, Лайт и предположить не мог, что Эл вытворит нечто подобное.
Эл и рад бы отступить, но глупо поддаваться решениям, продиктованным страхом. В объятьях игры дороги нет назад.
— Это преступление, ты в курсе? — слова звучат на удивление спокойно и тон голоса по-прежнему ровен, словно бы Лайт ведет светскую беседу с приятелем, а не пытается вырваться из крепкой хватки врага, чьи руки беспардонно расстегивают ремень его брюк.
— Цель оправдывает средства. Твои действия доказывают это, не так ли? — мягко касается лица юноши, останавливая взгляд черных, словно бездна глаз на его глазах, и ловя в их глубине отражение смерти. Он знает — глядя ему в глаза, Лайт также видит отражение костлявой. Их связала смерть, и чем больше Эл приближался к Лайту, тем сильнее ощущал на своей спине её холодное дыхание и, казалось, даже слышал её глумливый смех, всякий раз вспоминая в такие моменты о послании, оставленном Кирой.
Боги смерти любят яблоки.
Люди тоже тянутся к запретному плоду. Ведь чем труднее заполучить что-то, чем больше расставлено препятствий на пути к получению желаемого, тем желаннее оно становится.
Эл и сам не знал, кто был для него запретным плодом: Кира или Лайт. Но потому хотел получить обоих в одном лице.
— Оставь мечты, Кира, тебе не победить в этой войне. Даже если ты убьёшь меня, даже если продолжишь убивать преступников, от всех не избавишься. Каждый человек, даже самый порядочный — потенциальный преступник, ты живой тому пример. Тебе всей жизни не хватит, чтобы создать свою утопию. — Детектив усмехается, заметив яростный блеск в глазах подозреваемого. Лайт с удовольствием оспорил бы его слова, привёл в пример статистику понижения преступности, доказывающую эффективность его действий, но вынужден молчать, запрятав гнев как можно глубже, так, чтобы никто не добрался до отчаянных мыслей и подтачивающих душу сомнений, с такой лёгкостью обращённых в слова, вырвавшиеся с губ его противника.
Нельзя сомневаться. Сомнения — прямой путь к поражению.
— Рюдзаки, я не… — ложь не успевает сорваться с уст. Эл наклоняется ниже, касаясь указательным пальцем его губ.
— Молчи. Я знаю правду, и пока что этого достаточно.
Противоречивые желания сталкиваются в нём. Сердце, что давно, казалось бы с детства, не давало знать о своей воле, подало голос, столкнувшись в противостоянии с разумом. И сейчас Лоулайт сделал бы всё возможное, лишь бы разрушить это неразумное желание растянуть время, дать Кире шанс оправдаться, спастись. Дать себе возможность продлить увлекательную партию со своим врагом, даже если в роли пешек живые люди, что рано или поздно падут с доски, оказавшись засыпанными могильной землёй. Даже если однажды сам Кира вобьёт гвозди в крышку его гроба.
Стоит поддаться воле сердца, и ошибок не избежать. Любой неверный ход, даже одна единственная логическая ошибка может стоить жизни.
У Эл холодные, словно у мертвеца, руки, и Лайт вздрагивает, ощущая его ладони на своей коже. Его поцелуи наполнены болезненной горечью и едва сдерживаемой злостью, хоть на языке и остаётся сладкий привкус вишнёвых леденцов, недавно съеденных детективом.
— Ненавижу тебя, — шипит Лайт, обжигая взглядом, дёргаясь и пытаясь высвободить затёкшие от долгого нахождения в неудобном положении руки из-под металла наручников, когда Эл стягивает с него брюки. Парень резко бьёт коленом в живот детектива, заставив того на миг отпустить его, прикладывая руку к ноющему болью животу, и тут же, не давая опомниться, вновь сильнее прижимая всем телом к кровати, напоследок наотмашь ударяя подозреваемого по лицу.
— Не сопротивляйся, Кира.
Ягами плотно сжимает губы, когда Эл пальцами сжимает бедро так, что точно останутся синяки. Но гордо поднимает голову, жмурясь, позволяя злым красным, словно язычки пламени, бликам играть в его глазах. Он знает, что ещё отыграется за происходящее сейчас, и уже с наслаждением представляет различные наиболее мучительные способы убийства своего оппонента, отчего его губы непроизвольно растягиваются в безумной ухмылке. И Эл вновь с отвращением к себе чувствует невыносимую тягу к чудовищу, лежащему под ним, тягу, пробуждающуюся всякий раз, стоит ему увидеть его истинный дьявольский лик.
Лайт не плачет, когда детектив грубо входит в него — лишь сильнее сжимает кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, и кусает губы, не давая сорваться ни крику, ни стону, ни даже тихому всхлипу. А под закрытыми веками мелькают и взрываются вспышками яркие круги.
Ягами пытается угадать: на каком кругу ада находится сейчас он сам?
Тени скользят по серым стенам камеры, и вглядываясь в них, Эл кажется, будто среди этих теней видит огромный призрачный силуэт с костяными крыльями, застывший под потолком и словно бы с интересом наблюдающий за происходящим. Тень смерти на стене и дьявол, корчащийся в агонии под его телом, не пугают, а лишь пробуждают больший азарт, вихрем возбуждения проходя по венам, сжигая ледяную кровь.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — хрипло шепчет Эл в губы Киры, толкаясь глубже в напряжённое тело подозреваемого. — Мы оба там будем.
И даже если Кира убьёт его, Эл не оставит своего палача. Даже будучи призраком, он найдёт среди разрухи и тлена величавого юношу на костяном троне, и пробираясь сквозь груду трупов у его ног, доберется до него. И одинокий Бог падёт — к его ногам. У него не останется другого выбора.
Название: Cruel game
Фендом: Death Note
Пейринг: Эл Лоулайт/Лайт Ягами
Рейтинг: R
Жанр: слэш, драма, сонгфик, любовь/ненависть
Предупреждение: изнасилование
Размер: драббл
Статус: закончен
Аннотация: Он знает - глядя ему в глаза, Лайт также видит отражение костлявой. Их связала смерть, и чем больше Эл приближался к Лайту, тем сильнее ощущал на своей спине её холодное дыхание и, казалось, даже слышал её глумливый смех.
читать дальше
— Мне нужны ответы. Ответы на многие вопросы. И я думаю, что смогу получить их от тебя. Неважно, каким способом, — задумчиво произносит Эл, глядя сверху вниз на Лайта, сидящего у тюремной койки, оперевшись на неё спиной.
— Ответы? — парень усмехается, не отводя острого взгляда от лица противника. — То есть тебе нужно чистосердечное признание? Признание в том, чего я не делал?
Тонкие губы растягиваются в ядовитой ухмылке, и Эл в который раз с неприязнью ловит себя на мысли, что не прочь испить сладкий яд с его губ. И это желание с лёгкостью смешивается с жаждой познать немую сталь его души, проникнуть в самые дальние уголки сознания. Разгадать загадку, больше напоминающую дремучий лабиринт, в бесконечных дебрях которого можно запросто заблудиться и попасть в один из множества капканов, расставленных по пути.
Лоулайт всегда любил сложные игры, но эта игра превзошла все ожидания.
— Как ты убивал? Каким способом? — Спрашивает Эл, сев на корточки совсем близко к подозреваемому и склонившись к его лицу, от чего тот, с опаской глядя на него, отодвигается, неосознанно давая себе повод усомниться в собственной смелости.
— Я не знаю, — наконец отвечает, не скрывая раздражения в голосе. — Если я делал это неосознанно, в бессознательном состоянии, то и сам хотел бы знать, как. Только вот сейчас эта теория кажется совсем уж абсурдной.
— Согласен. Эта версия ни на один процент не тянет на правду. Ты убивал, будучи в сознании, у тебя нет раздвоения личности или иных расстройств такого рода.
— Рюдзаки, сколько раз мне ещё говорить тебе, я никого не убивал! Я не Кира! — подобно заезженной пластинке повторяет он наизусть заученные слова, не имеющие под собой ни доли правды. В неискренних словах пряча страх быть раскрытым.
Иногда безумное желание признаться, рождённое азартом и другими чувствами, отрицаемыми, зарытыми так глубоко, что и червям не добраться, посещает его разум, и тут же отбрасывается за своей нелогичностью. Итог признания столь очевиден, что глупо предполагать иное развитие событий. Но всё же порой Лайт позволяет себе мечтать о том, что было бы, перейди Эл на сторону Киры. Они могли бы отлично сработаться и вдвоём создать идеальный мир, прекрасный Эдем, где Кира будет Богом, а Эл — его верным ангелом-хранителем и советчиком. Роль серого кардинала идеально подошла бы детективу. Вот только эта мечта быстро записывается в разряд неисполнимых, пустых грёз. Эл никогда не признает Киру. Эл никогда не поймёт, сколь невыносимо бездействуя наблюдать за медленно гниющим миром.
Эл никогда не будет на его стороне и до самого конца останется врагом, а тех, кто мешает созданию Нового Мира, нужно уничтожить. Это единственный выход.
Обычно в его глазах то холод презрения, скрытого под снисходительно вежливым тоном, то жара злости, вспыхивающей при каждой удачной провокации Рюдзаки. Эл нравится смотреть, как Лайт злится, метая взглядом молнии, едва сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки. Эл нравится, когда Лайт злится, ведь лишь в такие моменты он может видеть его настоящее лицо, настоящие чувства, не прикрытые лицемерной обходительностью. Или хотя бы часть чувств. Порой ему кажется, что Лайт поставил огромный бетонный барьер внутри своей души, и эти стены невозможно разрушить, как невозможно и перебраться через них. Но когда детектив склоняется ближе к юноше, едва касаясь его губ своими, Ягами отшатывается, глядя на Эл взглядом загнанной в угол дикой кошки.
— Какого чёрта?! — вскрикивает он, и возможно, не будь его руки скованы за спиной наручниками, он со всей силы врезал бы Рюдзаки. Лучшая защита — нападение, и эта тактика нередко оправдывает себя.
— Я выключил все камеры, — невзначай замечает Эл. — Так что, что бы я с тобой не сделал ради получения признания, об этом никто не узнает.
Лайт никогда не признается даже под пытками, даже если гордость будет растоптана, а душа разорвана в клочья, и детектив спокойно принимает этот факт, как данность. Будь иначе, то и игра утратила бы свой интерес. И всё же шанс получить признание хотя бы в виде едва заметного намека, не равен нулю.
Как легко лгать самому себе, искать такие красивые и правдоподобные причины, искать выгоду в том, чтобы поддаться соблазну.
Игра — лишь страсть. А может, страсть — игра?
Ящерицы-мысли сплетаются в яростный клубок. Будучи в тупике, Ягами вынужден признать, что Эл поставил ему шах, загнав на край доски и обрезав все пути к отступлению. Скованные руки не дают возможность защититься, и когда детектив прижимает его к жёсткой тюремной койке, парень судорожно пытается отыскать выход. Такой ход не был предусмотрен, Лайт и предположить не мог, что Эл вытворит нечто подобное.
Эл и рад бы отступить, но глупо поддаваться решениям, продиктованным страхом. В объятьях игры дороги нет назад.
— Это преступление, ты в курсе? — слова звучат на удивление спокойно и тон голоса по-прежнему ровен, словно бы Лайт ведет светскую беседу с приятелем, а не пытается вырваться из крепкой хватки врага, чьи руки беспардонно расстегивают ремень его брюк.
— Цель оправдывает средства. Твои действия доказывают это, не так ли? — мягко касается лица юноши, останавливая взгляд черных, словно бездна глаз на его глазах, и ловя в их глубине отражение смерти. Он знает — глядя ему в глаза, Лайт также видит отражение костлявой. Их связала смерть, и чем больше Эл приближался к Лайту, тем сильнее ощущал на своей спине её холодное дыхание и, казалось, даже слышал её глумливый смех, всякий раз вспоминая в такие моменты о послании, оставленном Кирой.
Боги смерти любят яблоки.
Люди тоже тянутся к запретному плоду. Ведь чем труднее заполучить что-то, чем больше расставлено препятствий на пути к получению желаемого, тем желаннее оно становится.
Эл и сам не знал, кто был для него запретным плодом: Кира или Лайт. Но потому хотел получить обоих в одном лице.
— Оставь мечты, Кира, тебе не победить в этой войне. Даже если ты убьёшь меня, даже если продолжишь убивать преступников, от всех не избавишься. Каждый человек, даже самый порядочный — потенциальный преступник, ты живой тому пример. Тебе всей жизни не хватит, чтобы создать свою утопию. — Детектив усмехается, заметив яростный блеск в глазах подозреваемого. Лайт с удовольствием оспорил бы его слова, привёл в пример статистику понижения преступности, доказывающую эффективность его действий, но вынужден молчать, запрятав гнев как можно глубже, так, чтобы никто не добрался до отчаянных мыслей и подтачивающих душу сомнений, с такой лёгкостью обращённых в слова, вырвавшиеся с губ его противника.
Нельзя сомневаться. Сомнения — прямой путь к поражению.
— Рюдзаки, я не… — ложь не успевает сорваться с уст. Эл наклоняется ниже, касаясь указательным пальцем его губ.
— Молчи. Я знаю правду, и пока что этого достаточно.
Противоречивые желания сталкиваются в нём. Сердце, что давно, казалось бы с детства, не давало знать о своей воле, подало голос, столкнувшись в противостоянии с разумом. И сейчас Лоулайт сделал бы всё возможное, лишь бы разрушить это неразумное желание растянуть время, дать Кире шанс оправдаться, спастись. Дать себе возможность продлить увлекательную партию со своим врагом, даже если в роли пешек живые люди, что рано или поздно падут с доски, оказавшись засыпанными могильной землёй. Даже если однажды сам Кира вобьёт гвозди в крышку его гроба.
Стоит поддаться воле сердца, и ошибок не избежать. Любой неверный ход, даже одна единственная логическая ошибка может стоить жизни.
У Эл холодные, словно у мертвеца, руки, и Лайт вздрагивает, ощущая его ладони на своей коже. Его поцелуи наполнены болезненной горечью и едва сдерживаемой злостью, хоть на языке и остаётся сладкий привкус вишнёвых леденцов, недавно съеденных детективом.
— Ненавижу тебя, — шипит Лайт, обжигая взглядом, дёргаясь и пытаясь высвободить затёкшие от долгого нахождения в неудобном положении руки из-под металла наручников, когда Эл стягивает с него брюки. Парень резко бьёт коленом в живот детектива, заставив того на миг отпустить его, прикладывая руку к ноющему болью животу, и тут же, не давая опомниться, вновь сильнее прижимая всем телом к кровати, напоследок наотмашь ударяя подозреваемого по лицу.
— Не сопротивляйся, Кира.
Ягами плотно сжимает губы, когда Эл пальцами сжимает бедро так, что точно останутся синяки. Но гордо поднимает голову, жмурясь, позволяя злым красным, словно язычки пламени, бликам играть в его глазах. Он знает, что ещё отыграется за происходящее сейчас, и уже с наслаждением представляет различные наиболее мучительные способы убийства своего оппонента, отчего его губы непроизвольно растягиваются в безумной ухмылке. И Эл вновь с отвращением к себе чувствует невыносимую тягу к чудовищу, лежащему под ним, тягу, пробуждающуюся всякий раз, стоит ему увидеть его истинный дьявольский лик.
Лайт не плачет, когда детектив грубо входит в него — лишь сильнее сжимает кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, и кусает губы, не давая сорваться ни крику, ни стону, ни даже тихому всхлипу. А под закрытыми веками мелькают и взрываются вспышками яркие круги.
Ягами пытается угадать: на каком кругу ада находится сейчас он сам?
Тени скользят по серым стенам камеры, и вглядываясь в них, Эл кажется, будто среди этих теней видит огромный призрачный силуэт с костяными крыльями, застывший под потолком и словно бы с интересом наблюдающий за происходящим. Тень смерти на стене и дьявол, корчащийся в агонии под его телом, не пугают, а лишь пробуждают больший азарт, вихрем возбуждения проходя по венам, сжигая ледяную кровь.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — хрипло шепчет Эл в губы Киры, толкаясь глубже в напряжённое тело подозреваемого. — Мы оба там будем.
И даже если Кира убьёт его, Эл не оставит своего палача. Даже будучи призраком, он найдёт среди разрухи и тлена величавого юношу на костяном троне, и пробираясь сквозь груду трупов у его ног, доберется до него. И одинокий Бог падёт — к его ногам. У него не останется другого выбора.
@музыка: Dark Princess - Жестокая игра
@темы: Death Note, фанфикшн